Панацея от всех болезней?

Как табак завоевал Европу и весь мир

Вспомогательный материал для подготовки уроков, факультативных занятий, викторин по теме «Великие географические открытия». 7, 10-й классы.

Первое упоминание о табаке в Европе связано с экспедицией Христофора Колумба 1492—1493 гг., которую он совершил на судах «Санта-Мария», «Пинта», «Нинья». 28 октября 1492 г., когда испанская флотилия оказалась у берегов Кубы, с «Пинты» на берег сошли два моряка — Луис де Торрес и Родриго де Херес. Колумб записал в своем бортовом журнале: «Наши посланцы встретили на земле индейцев, многие из которых, как мужчины, так и женщины, держали в руке маленькую зажжённую скрутку из травы специального сорта и вдыхали её аромат, согласно местному обычаю». И дальше он приводит название этой травы на языке араваков — tabaco.

Водружение Колумбом штандарта испанских королей
на открытых землях Вест-Индии


В последующие десятилетия многочисленные мореплаватели свидетельствовали о существовании подобных обычаев у народов тропической Америки и даже Северной Америки. Эти сведения находят подтверждение в изданном в 1546 г. «Кратком рассказе» французского мореплавателя Жака Картье, который в течение 1534—1542 гг. трижды побывал в Америке. Во время одного из своих путешествий он поднялся по реке Святого Лаврентия до индейского поселка Тохелага, названного им Мон-Рояль (Монреаль). В 1555 г. французский адмирал Никола Вильганьон, возведённый в вице-адмиралы королём Генрихом II, возглавил экспедицию в Бразилию, целью которой было основать в Южной Америке колонию для гонимых французских протестантов. Чтобы обеспечить успех своей экспедиции, он заручился содействием адмирала Гаспара Колиньи. 10 ноября Вильганьон прибыл на двух кораблях к устью Гуанабары и укрепился на одном из островов у входа в бухту (здесь, на берегу Атлантического океана, возник город Рио-де-Жанейро). Несмотря на поддержку Колиньи, приславшего ему в 1557 г. три корабля с людьми и припасами, предприятие потерпело неудачу и Вильганьон вынужден был вернуться в Европу. Во время бразильской экспедиции адмирал Колиньи обратил внимание на то, что племена, населяющие побережье залива, также привержены обычаю, о котором идёт речь. По его рассказам, представители племени топинамбу не только вдыхают дым горящей травы, но и высасывают её сок. И называет он эту траву на языке гуарани (индейцев Парагвая) — petun (табак).

Так индейцы возделывали
и употребляли табак


Совершенно очевидно, что европейских моряков не обошло искушение испытать на себе обычай диких племён, но не все оказались вовлеченными в это необычное занятие. «Мы попробовали затянуться дымом по распространенной здесь привычке, — пишет Картье, — нам показалось, что в рот всыпали перец, настолько сильным было чувство жжения». Но некоторым понравилось новое ощущение. Один из участников экспедиции Вильганьона утверждал, что вдыхание дыма насыщает и подавляет чувство голода. И добавил: «К тому же он не имеет неприятного запаха». Те, которые получали удовольствие от курения травы индейцев, довольно скоро научились использовать глиняную трубку, употребление которой было распространено в Мексике и было известно западным людям со времен крестовых походов. На мусульманском Востоке трубка служила для курения одурманивающих трав, главным образом гашиша. Характерно, что практика курения получила распространение только среди моряков: ведь достать сухие листья травы индейцев можно было, либо отправившись в Америку, либо посетив порты Иберийского полуострова.
Лишь в 1560-х гг. европейцы, в первую очередь французы, познакомились с табаком. Этому способствовали два человека — Андре Теве и Жан Нико, один из которых, благодаря своему влиянию и социальной значимости, затмил другого. Монах ордена францисканцев Теве участвовал в качестве духовника в экспедиции Вильганьона в Бразилию, был очень наблюдательным человеком и страстным любителем ботаники. Он вернулся во Францию ещё до окончания этой неудачной экспедиции, пережив множество приключений (он едва не оказался заживо погребённым патагонцами, когда хотел ознакомиться с берегами реки Ла-Плата). Теве не только дал точное описание (сопроводив его рисунками) табака из Бразилии в своей книге «Особенности антарктической Франции», вышедшей в 1558 г., но и привёз семена этого нового растения, которое посадил у себя в саду в Ангулеме. Однако признание его заслуг ограничилось пожалованием ему звания королевского космографа. Хотя он был, безусловно, первым, кому удалось приспособить табак к новым климатическим условиям, пальма первенства досталась не Теве, и он до самой смерти, последовавшей в 1592 г., сохранил ревнивые чувства к своему более удачливому конкуренту Нико.
Посол короля Франциска II при лиссабонском дворе Жан Нико никогда не был в Америке. Он познакомился с табачными листьями в садах короля Португалии, богатых экзотическими растениями. Нико утверждал, что индейцы использовали табак в медицинских целях, и рассказывал, будто сам он был очевидцем чудесного исцеления, произведённого пластырями, изготовленными из табачных листьев. В апреле 1560-го г. он информировал об этом кардинала Лотарингии и даже отправил ему семена. Пудра из сушёных табачных листьев облегчала мигрени, которыми страдала Екатерина Медичи. Кардинал, желая поощрить посла Нико, открывшего Франции это чудотворное растение, назвал его «никоциана», а народ прозвал табак «королевской травой», или ещё проще — «травой Нико».
Иост Корнелис.
Автопортрет в пейзаже.
XVII в.


На самом деле, в Европе были акклиматизированы два вида табака, и ботаники вскоре установили различие между табаком из Бразилии Nicotiana tabacum, который они назвали мужским табаком, и табаком Nicotiana rustica, родом из Мексиканского залива и карибского региона, названным женским табаком. В 1570 г. французские агрономы Шарль Эстьен и Жан Льебо выпустили книгу (впоследствии много раз переиздававшуюся), в которой дали подробную характеристику обоим видам, отнеся их к лекарственым растениям. За выходом этой книги последовал поток научной литературы, которая на протяжении целого столетия не переставала восхвалять целебные свойства табака. Тогда же культивировавшийся в Европе табак был внесён в список «лекарственных трав» и, поскольку он оставался дорогостоящей редкостью, его употребление ради удовольствия было весьма ограниченным. К тому же импорт листьев из Америки оказался малоприбыльным, учитывая продолжительность путешествия и относительную хрупкость продукта. И неожиданно произошёл взрыв! В течение 60 лет, между 1580 и 1640 гг., масштабы распространения табака приобрели планетарный характер, а если учесть, что в ту эпоху торговые связи осуществлялись медленно, то скорость и всеобщность распространения табака ошеломляют. Ни одно растение сельскохозяйственного назначения, пришедшее из Нового Света, не удостоилось такого молниеносного успеха, даже маис (картофель). Стоит вспомнить, что, несмотря на замечательные пищевые качества, картофелю потребовалось три столетия, чтобы получить признание в Европе. Именно употребление табака ради удовольствия способствовало его беспримерному распространению, тем более что к уже укоренившейся привычке курить в 1620—1630 гг. добавилась привычка нюхать табак, напрямую связанная с врачебной практикой.
В Европе пристрастие к табаку затронуло все слои общества — как мирян, так и духовенство, как мужчин, так и женщин. Употребление табака сначала распространилось в королевствах Иберийского полуострова, затем в приморских государствах Северо-Западной Европы, в Нидерландах (о чем свидетельствуют картины фламандских и голландских художников, на которых часто встречаются сцены курительных комнат), в елизаветинской Англии. Оттуда эта привычка перекочевала в Скандинавию и во Францию. В самом конце XVI в. она проникла в Оттоманскую империю и в мусульманский мир в целом, достигла Индии в 1605 г., завезённая, как считается, иезуитами. Привычка употреблять табак привилась в Германии после 1620 г., благодаря солдатам, втянувшимся в курение во время Тридцатилетней войны, после чего она распространилась в России. В 1630-х гг. табак неожиданно приобрел популярность в Японии под влиянием голландцев, появившихся на архипелаге, когда к власти пришли сёгуны из рода Токугава, а из Японии привычка к табаку перекинулась в Китай. В Африке пристрастие к табаку сопутствовало развитию торговли неграми, и после 1650 г. нередко мешки с табаком обменивались на рабов. Так весь мир пристрастился к курению.
Успех распространения табака связан, прежде всего, со вновь открытым удовольствием, вызываемым одновременно физическим расслаблением и умственным возбуждением, кроме того, курение создает иллюзию утолённого голода, что немаловажно, учитывая экономические трудности того времени. К этому надо добавить, что употребление табака довольно быстро приводит к привыканию и делает потребителя рабом своей привычки. Близкое к опьянению новое удовольствие и зависимость, которая его сопровождает, вызвали беспокойство со стороны гражданских и религиозных властей. Что касается объёма производства, то здесь никаких ограничений не было, поскольку не возникало проблем с акклиматизацией растения: оно адаптируется практически во всех тёплых и умеренных зонах, независимо от типа климата. Начиная с 1650 г. табак культивируется во всем Старом Свете.
Английский государственный деятель и писатель сэр Уолтер Рэли, происходивший из знатного рода, после получения образования в Оксфордском университете отправился во Францию и поступил на службу к адмиралу Колиньи. Сэр Рэли питал ненависть к католицизму и пережил в Париже в 1572 г. Варфоломеевскую ночь; во время этих кровавых событий, 24 августа, был убит Гаспар Колиньи. В 1590 г. сэр Рэли ввёл в Англии моду курить трубку, и употребление табака стало демократизироваться. Курение трубки распространилось среди городского населения, что привело к росту числа курительных и кабаре, а практика жевания табака стала популярной у крестьян и моряков. К началу XIX в. эта социальная дифференциация исчезла.
Интерес, который проявили налогооблагающие органы к возросшему потреблению табака, позволил количественно оценить этот рост. Во Франции первые данные, полученные во время правления кардинала Ришелье, показали, что в 1629 г. потребление табака составило приблизительно 10 тыс. центнеров. В 1674 г. эта цифра выросла до 30 тыс. центнеров, в 1681 г. она достигла 50 тыс. центнеров, а в 1715 г., с учётом контрабандных поставок, потребление табака во Франции превысило 150 тыс. центнеров. Эти показатели свидетельствуют об абсолютном триумфе табака к началу ХVIII в. Но в медицинской среде восхвалению терапевтических свойств табака сопутствовало негативное отношение к его употреблению ради получения удовольствия, которое совершенно произвольно стали квалифицировать как правонарушение. Позиция светских и религиозных властей в этом вопросе в первой трети XVII в. была неустойчива и часто склонялась в пользу репрессивных мер. В Испании Филиппа III и Филиппа IV преобладала терпимость, так же как во Франции и в елизаветинской Англии. В последней ситуация изменилась с приходом к власти Якова I Стюарта. Этот суверен ненавидел табак и подписал указ, в котором назвал его употребление «варварской практикой, представляющей реальную опасность». Яков I Стюарт не верил и в целебные достоинства этого заморского растения, чем, возможно, и объясняется его враждебное отношение к сэру Уолтеру Рэли, известному энтузиасту табака. Великий английский мореплаватель был сначала отправлен в тюрьму, а спустя 13 лет (в 1618 г.) обезглавлен. Он спокойно взошёл на эшафот и произнёс: «Острое лекарство». В 1632 г. король Дании Кристиан IV, под влиянием своего врача, запретил употребление табака. В России, где практиковались жестокие наказания, царь Михаил Романов приказал отрезать нос и губы курильщикам, его более умеренный сын Алексей ограничился высылкой их в Сибирь.
Религиозные власти объясняли своё негативное отношение к употреблению табака недопустимостью сочетать христианские традиции с подражанием практике диких племен; добавим сюда извечное недоверие христиан к удовольствиям, которые порой приравнивались к греху. В католической Европе церковная иерархия обеспокоилась увлечением духовенства табаком и широко распространившейся практикой среди верующих курить в церкви, даже во время богослужений. В 1629 г. инквизитор Бартоломео де Камара запретил испанским священнослужителям употреблять табак за один час до богослужения и в течение двух часов после его окончания. В 1642 г. папа Урбан VIII отлучил от Церкви тех, кто курил или нюхал табак в священных стенах: эти санкции коснулись в Италии 1624 священников. Однако мера не оказалась действенной, и несколькими годами позже папа Иннокентий X повторил анафему. Известно, что пять итальянских монахов, уличённых в курении у церковных дверей во время богослужения, были замурованы живьём в стену. В это же время патриарх Московский Никон объявил курение смертным грехом и сравнил курильщиков, выдыхающих дым через рот и нос, с дьяволами, вышедшими из ада, которые бесчестят иконы своим вонючим дыханием. Религиозный аргумент курьёзно отозвался в мусульманском мире: в 1600 г. оттоманские султаны Мурат III и Ахмет I осудили табак как отравляющее оружие, используемое неверными, чтобы вызвать бесплодие у верующих мусульман. Они запретили употребление табака в своих странах; их примеру последовал суверен Персии шах Аббас I из династии Сефевидов.
Страх перед пожарами, которые часто возникали по вине курильщиков, тоже способствовал распространению негативного отношения к употреблению табака. Позднее именно этим страхом оправдывали жёсткие меры, предпринятые императором Леопольдом I в 1668 г. и строгие регламентации Людовика ХIV, введённые им в 1689 г., в отношении курения на военных кораблях. Параллельно возникла другая проблема: табак начал вытеснять с полей жизненно важные культуры, что создавало угрозу продовольственной обеспеченности той или иной страны. Однако репрессивные или устрашающие меры в силу трудности их осуществления оказались безуспешными, и очень скоро правители государств поняли, что, не имея возможности или достаточно власти, чтобы искоренить эти новые вредные привычки, можно, по крайней мере, извлечь из них пользу. Елизавета Английская быстро сориентировалась в ситуации и издала соответствующий декрет, сопроводив его словами: «Многие умудрились превратить золото в дым, а я знаю, как дым превратить в золото». В 1611 г. испанский король повторил опыт английской королевы, а в 1632 г. Карл I Стюарт отменил антитабачные меры своего отца Якова I и установил в стране елизаветинские налоги на табак. Датский король Фредерик III сделал то же самое, отказавшись от запрета Кристиана IV. Французская фискальная служба немного отстала от своих соседей, но декларация 1674 г. ввела государственную монополию на продажу табака.
Итак, с этого момента (и такое положение сохранялось в течение трёх веков) государства не интересуются вредным влиянием табака на здоровье подданных, весь акцент переместился на налоги, на доходы, которые сулит его производство и продажа. В последней трети ХVII в., когда терапевтический энтузиазм в отношении табака угас, характер оценок изменился: угрожающие предупреждения о его вреде стали редкими, а рассуждения о ценных качествах табака перешли из медицинской сферы в литературную и светскую. Употребление табака стало настолько банальным, что отпала необходимость приписывать ему исключительные качества, как положительные, так и отрицательные, за ним утвердилось главное качество — выгодного продукта.
Курящие дамы
при дворе Людовика XIV


Но вернемся ко второй половине ХVI в. Включённый в фармакопею с тех пор, как он акклиматизировался в Европе, табак сразу заставил заговорить о себе медиков, но в их суждениях было больше сомнительных априорных утверждений, чем обращения к реальным фактам, описанию которых не доставало точности и убедительности. Доверие к достоинствам табака строилось на опыте индейцев, которые, как считалось, употребляли его для лечения чуть ли не всех болезней. Рассказы об индейских исцелениях методом фумигации (окуривания табачным дымом) стали распространяться после выхода книг французского монаха Теве (1558) и миланского путешественника Бензони (1565). Эти рассказы часто повторялись и приукрашивались авторами, нога которых не ступала в Америку. Доходило до утверждения, что табак служит противоядием от отравленных стрел каннибалов и змеиного яда. Здесь имело место культурное недоразумение, поскольку европейцы интерпретировали обычаи индейцев, опираясь на свой опыт.
В действительности индейцы никогда не использовали табак для фитотерапии, но они верили в сверхъестественную силу этого растения, благодаря чему оно вошло в практику шаманов как наркотик, вызывающий галлюцинации. Парадоксальным образом Запад увидел в табаке панацею, о которой человечество мечтало с древности. Безусловно, все эти научные фантазии свидетельствуют о культурном потрясении, вызванном открытием Америки, — неожиданным обретением неизвестного мира. Любопытно отметить, что другие лекарственные вещества растительного происхождения, открытые в Новом Свете, не обрели такого авторитета, особенно это касается хины. Вывезенная в Европу иезуитами в 1660 г. и спасшая жизнь жене вице-короля Перу, хина стала объектом спекуляций, и Людовик XIV купил её тайно у одного английского авантюриста, заплатив ему чистым золотом. В то же время, хотя противолихорадочные свойства хины были хорошо известны, никто не спешил представить её как панацею от всех болезней.
Можно привести длинный список авторов, которые на протяжении столетия (между 1570 и 1670 гг.) прославляли табак, выдавая его за универсальное, почти чудотворное лекарство: «святая трава», «божественная трава». Наиболее подробный трактат о табаке вышел из-под пера германского врача Иоганна Неандера, написавшего в 1622 г. книгу «Табакология», переведённую в 1626 г. на французский язык. Иоганн Неандер родился в Бремене в 1506 г. Начав свое образование в Гамбурге, он уехал в 1615 г. в Лейден, где и обосновался окончательно. Несмотря на свою молодость, Неандер быстро приобрел прочную репутацию врача, ботаника и философа. Помимо «Табакологии», он опубликовал монографию, посвящённую другой растительной культуре с лекарственными свойствами, импортируемой из Америки, — сассафрасу (сорт лаврового листа). В 1630 г. Неандер скоропостижно скончался, став, очевидно, жертвой одной из эпидемий, привозимых судами из Индии в нидерландские порты. Неандер приписывал табаку способность вылечивать немыслимое число самых разных недугов. В своём трактате он наделяет табак эпитетами «королевская трава» или «королева трав». Детально описывая все качества табака, в первую очередь, его очищающие способности, автор ссылается на такие авторитетные имена, как римский врач и классик античной медицины Клавдий Гален, автор энциклопедического труда «Искусства» (сохранился раздел «De medicina») Корнелий Цельс, римские писатели, учёные и государственные деятели Плиний и Сенека (последний был воспитателем императора Нерона) и даже на Авиценну — учёного, философа, врача, представителя восточного аристотелизма. В своём трактате Неандер предлагает ряд необычных рецептов и подробно описывает технологию приготовления кристаллов или отваров из табака. Отвары из табака, по утверждению Неандера, служат радикальным средством для борьбы с крысами, сурками, клопами, а также успокаивают боли, причинённые прикосновением медузы.
Восхваляя табак, признавая его панацеей от всех болезней, Неандер категорически возражал против употребления табака для удовольствия, причем не по моральным мотивам, а по причине его токсичности. Повторяя воззрения Галена, Неандер утверждает, что все медикаменты являются ядами, действие которых может оказаться полезным только под контролем медицинской науки. В отличие от своих предшественников — противников табака (таких как Яков I Стюарт), Неандер пытается обосновать свою позицию научными аргументами. Он убежден в согревающем и иссушающем эффекте табака, который действует на организм человека сильнее вина. «Если в вине горячности сопутствует влажность, то горячность табака сопровождается сухостью. Эта сухость истощает организм и приводит, в конце концов, к смерти. Высушивание ухудшает состояние мозга, может привести к горячке и бешенству». Ещё серьёзнее высушивание отражается на потомстве, «поскольку темперамент и конституция родителей передаются по прямой детям». Подход, сформулированный Неандером, послужил толчком к широкой дискуссии и научным спорам, продолжавшимся вплоть до 1670 г. Неандер не сомневался в достоверности получившего в то время распространение анекдота. Некий врач Париус при вскрытии трупа одного солдата, заядлого курильщика, обнаружил, что верхушка его черепа почернела от копоти. Хотя большинство учёных относились скептически к этому рассказу, Неандер рекомендовал использовать длинные трубки при курении, чтобы свести к минимуму вредное воздействие дыма на мозг.
Медицинская литература, появившаяся после Неандера, часто ссылается на него и использует те же аргументы, хотя и с некоторыми поправками. Придворный врач датских королей Симон Паули, признавая терапевтические качества табака, называл его, тем не менее, пагубным и вредоносным растением. Правда, он осуждал все новшества и считал опасными также чай, кофе, шоколад... В своем большинстве авторы фармакопей возлагали большие надежды на табак, рассматривая его как средство для лечения застарелых ран и неизлечимых болезней, вплоть до чумы. Эта неоправданная репутация табака в борьбе с самым страшным бичом того времени сохранится до начала ХVIII в. В 1722 г. Даниель Дефо (автор «Робинзона Крузо») в своей книге «Дневник Чумного Года» описал случай чудесного выздоровления благодаря табаку, опираясь на рассказ мнимого свидетеля чумы 1665 г. в Лондоне. На основании этого «свидетельства» лечащий врач регента Филиппа Орлеанского (дядя Людовика ХV) порекомендовал всем медикам привыкать к табаку во время чумы в Марселе в 1720 г.
Через 40 лет после Неандера, в 1668 г., француз Эдме Байар выпустил свой «Трактат о табаке», где речь шла, главным образом, о молотом табаке. Этим трудом Байар хотел развить инициативу врача из Лейдена, у которого он многое заимствовал, и придать ей новый импульс. Байар, человек всесторонне образованный, подписывавшийся также именем Жан Лё Руайе (кажется, это и было его настоящее имя), не был врачом, но, без сомнения, обладал солидными медицинскими знаниями. Он с глубоким почтением относился к Декарту и ссылался на него, считая его «самым достоверным интерпретатором тайн природы». Энтузиаст табака, Байар отдаёт предпочтение нюханию, полагая, что именно молотый табак благотворно действует на организм человека. Будучи убеждённым декартовцем, он стремится продемонстрировать свой рационализм и проводит тщательное исследование табачной культуры. Свои выводы об исключительных свойствах табака Байар резюмирует в одной фразе: «Он открывает доступ к порам и слизистой, смягчает, удаляет мокроту и серозную жидкость, вызывает потливость, возбуждает мысли, противостоит яду мака и морозника, заживляет язвы и раны, даже отравленные, усыпляет, очищает сверху донизу». Поставив вопрос в таком широком диапазоне, Байар пытается объяснить действие табака, основываясь на новых знаниях, связанных с кровообращением. Сейчас никто не сомневается, что открытие кровообращения принадлежит английскому врачу (одному из творцов современной физиологии) Вильяму Гарвею, но в ХVII в. многие, в том числе и Байар, приписывали это открытие венецианскому учёному Паоло Сарпи, доктору богословия, который наряду с религией занимался медициной, физикой и математикой, восхищался Галилеем. Искренне веря в достоинства табака (которыми он сам его и наделил), Байар удивлялся, что некоторые, в первую очередь врачи, настроены враждебно в отношении этого растения. Конечно, автор трактата понимал, что потребители табака становятся зависимыми, что почти невозможно расстаться с этой привычкой. Но эти негативные последствия Байар относил к разряду издержек неизбежных, когда речь идет о настоящей пользе.
Байар не разделял точку зрения Неандера, утверждавшего, что табак влияет на мозг человека и разрушает его память: он считал, что не существует прямой связи между носом, ртом и мозгом. Он не верил рассказу Неандера о чёрном от копоти черепе солдата (по версии Париуса), т.к. был убежден, что дым не проникает в мозг. «Ежедневно проводится вскрытие большого числа людей — заядлых курильщиков, у которых череп совершенно белый, каким он и должен быть от природы». По его мнению, табак проникает через кровь и имеет очищающее воздействие. Активно пропагандируемое Байером нюхание табака получило распространение в высшем обществе, отчасти потеснив курение. Байар относился к курению резко отрицательно и нарисовал пугающую картину курильщиков, которые, по его словам, буквально «вулканируют». «Они глотают табачный дым, а через четверть часа выпускают его изо рта, носа, из глаз, ушей и из кожи, покрывающей голову». Среди солдат и моряков был очень популярен жевательный табак: трубочки, скрученные из забродивших листьев и пропитанные патокой, солодовым и сливовым соками, помогали утолять голод и жажду, сохраняя при этом силы.
Ян ван Олис.
Курильщики.
XVII в.


В последней чести своего трактата Байар уделяет внимание фармацевтике, методам приготовления предлагаемых им лечебных средств: табачной воды — в качестве глазных капель и питья при астме, чахотке, болотной лихорадке, водянке и даже при задержке родов; табачного масла — для вливания в ухо при глухоте и для обработки ран; кристаллов из табака — для производства пилюль, эссенций, мазей, пластырей, необходимых при укусах змей и бешеных собак. Но все это не главное в книге Байара. Главный смысл его труда заключается в том, чтобы урезонить критиков табака, которые, по мнению Байара, скрывали нравоучительные намерения за гигиеническими расуждениями, совершенно несостоятельными, поскольку «табак — это гарант хорошего здоровья». Перелом, который произошёл в общественном сознании после книги Байара, завершился абсолютным триумфом табака в начале ХVIII в.
Эта победа сразу находит отражение в литературе. Ещё поэты эпохи Людовика ХIII воспели табак в шуточных стихах и застольных песнях. В марте 1650 г. в Турине двор Карла Эммануэля II (короля Пьемонта) присутствовал на пышном представлении «Балета табака», в финальной сцене которого были представлены все народы земли, распухшие от дыма, которые танцевали, непрерывно кашляя и чихая, а хор в это время пел: «Трубки трубят о славе!». В 1660-х гг. прославление табака в литературе сохраняло комический дух, но теперь этой темой заинтересовались знаменитые авторы. «Дон Жуан» Мольера начинается с пламенной защитной речи Сганареля, который называет табак страстью честных людей. И добавляет: «Кто живёт без табака, не достоин жизни».
В то же время в последнее десятилетие XVII в. века возобновляется научная полемика. За новой волной критики табака стоит фигура Ги Фагона, первого врача Людовика ХIV и главного надзирателя королевского сада. Фагон непосредственно не участвовал в дискуссиях, этот важный персонаж патронировал диссертацию некого Будена на тему «Сокращает ли жизнь человека регулярное употребление табака?». Фагон, известный ботаник, ненавидел табак, признавая, тем не менее, его значение как медикамента. Зная о фобии великого короля как к курению, так и к нюханию табака, можно задаться вопросом, не было ли в поведении врача налёта низкопоклонства? Сен-Симон (герцог Луи де Сен-Симон — знаменитый мемуарист и бытописатель эпохи Людовика XIV. — Ред.) рассказывает об инциденте, который произошёл в Марли в 1695 г.: дочери Людовика XIV наслаждались курением в своих апартаментах, воспользовавшись трубками солдат Швейцарской гвардии, как вдруг король почувствовал запах дыма и учинил грандиозный скандал. Как бы то ни было, но Фагон осуждал употребление табака, а Буден сочинил об этом диссертацию. Последняя, написанная на латыни, была поддержана медицинским факультетом Парижа в феврале 1699 г. В труде Будена, который считается классическим, табак характеризуется как медикамент, обладающий многими достоинствами, в том числе способностью очищать организм. Но входящие в него соль и сера «имеют ту же природу, что и опиум». Поэтому он может вызвать серьёзные неприятности, если его принимать неразумно, что, к сожалению, и происходит чаще всего.
Буден проводит параллель между вредом от табака и чрезмерным употреблением вина или английского джина: в том и другом случае злоупотребление может оказаться губительным. Диссертация Будена, посвящённая великому Фагону и воспринятая как изложение его мыслей, была одобрена. С этим связан забавный случай, о котором рассказала «Амстердамская газета» от 27 марта 1699 г. Согласно традиции того времени, текст диссертации был прочитан не соискателем, а третьим лицом, бакалавром по имени Берже. Закончив антитабачное выступление, Берже был так взволнован и возбуждён, что невольно вытащил табакерку, достал из неё щепотку табака и поднёс к носу. Нос у него оказался до такой степени запачканным, что один из членов жюри обратился к нему со словами: «Не могли бы вы, мосьё, привести ваш нос в согласие с вашим ртом?» На заре ХVIII в. уже не слышно было осуждения в адрес табака и интерес к этой проблеме полностью угас. Один из современников заметил: «В наше время привычка употреблять табак распространилась во всех странах и на всех уровнях общества, включая медицинскую среду, и все чувствуют себя хорошо». Накануне Французской революции восхваление целебных качеств табака ещё продолжается, он исчезнет из фармакопеи только в первой половине ХIХ в.



В формулировках учёных ХVII в. было больше фантастического, чем научного. Но за этим безответственным разглагольствованием скрывался глубокий кризис медицины Великого века. Она оказалась в проигрыше во время научной революции ХVII в. Нельзя сказать, что она не участвовала в этой революции: наблюдался определенный прогресс в анатомии и физиологии. Работы ряда учёных позволили понять, как функционирует человеческий организм в целом и какова роль отдельных его органов. Однако никакого прогрессивного сдвига в искусстве лечения не наблюдалось. Пациент узнавал, какие процессы сделали его больным: он ждал излечения, но в этом медицина ХVII в. была безнадёжно беспомощна. Появившиеся на фоне замечательных открытий новые возможности изучения человеческого организма и патологических явлений привели к созданию большого числа общих теорий. Однако авторы этих теорий довольно скоро стали путать гипотетическое с реальным и пытались легализовать в медицине философские доктрины.
Медицина, которая находилась в полном упадке, потеряла надежду найти единственное средство против всех болезней. Античные авторитеты были уверены в возможности разработать такое универсальное лекарство; первым претендентом на это звание был созданный Галеном рецепт немыслимого коктейля из различных веществ. Рецепт содержал 60 компонентов, смешанных с вином и мёдом. Состав этого препарата менялся на протяжении многих лет и сохранялся в фармацевтических справочниках вплоть до конца XIX в.! Интересно отметить, что анонимный трактат о галеновском рецепте приобщён к хранящемуся в архиве Национальной библиотеки французскому переводу книги Неандера «Табакология» и находится с ней в одном переплете. По прошествии времени можно констатировать, что панацея ХVII в. оказалась не более эффективной, чем её предшественницы. Долгое соревнование, которое вели между собой табак-лекарство и табак-удовольствие, закончилось полной победой последнего.

Андре РОПЕР,
историк, профессор
Шербургского университета
(Франция)
Сокращённый перевод с французского
Ирины ОЛЬТЕЦИАН